Открыть версию для печати
|
Глава 2 I greet you from the other side Днем я бродила по Касумигасэки и Агасаки, глазея на здания и людей, и все больше убеждалась в том, что Япония зачем-то берет у Европы то, чего брать не обязательно. Дворец Тогу, куда я сходила на экскурсию, внешне напоминал Букингемский дворец, а внутри, по убранству, - Версаль. Зачем кронпринцу и принцессе апартаменты настолько в европейском стиле? Из Агасаки я вышла в Роппонги и смешалась с пестрой толпой иностранных туристов, таких же бестолковых и глазеющих на все вокруг, как и я. Я не люблю фотографировать памятники и местные достопримечательности. Все впечатления от поездок я сохраняю – на уровне ощущений. Я не люблю совать гостям фотоальбомы, комментируя: «А вот это я и миссис N., моя соседка по каюте, пытаемся танцевать не то сальсу, не то танец живота», и не люблю, когда меня заставляют смотреть такие фотографии. Самые лучшие снимки – детские. Остальное не стоит сохранять. Память человеческая милосердна: она или стирает, или скрашивает детали, фотографии же жестоки: и через двадцать лет они с безжалостной точностью напомнят, что в Латинском квартале у тебя сломался каблук, и день был убит на поиски новых туфель; что в этом ресторане ты отравилась местным экзотическим блюдом; что раньше ты была стройнее, краше и моложе – моложе! - а вот этот очаровательный молодой человек в ярко-синей рубашке, так нежно тебя обнимающий на фоне заката, тогда еще не сбежал с безголосой певичкой из бара, не оставив даже записки. В моей жизни есть несколько фотографий: родители, собака и брат, которых уже довольно давно нет на свете. Вереница мужчин, прошедшая через мой путь, этого не удостоилась: ни у кого из них не получилось остаться. Ностальгировать по романтическим встречам с одним или другим можно как-нибудь вечером, сумеречничая в кресле с бокалом хорошего красного вина, но куда приятнее воскрешать в памяти подзабытые черты, возможно, и приукрашивая оригинал, чем глядеть в разноцветную картонку и позволять вполне стандартной комбинации глаз, носа, рта, ушей и подбородка становиться немым упреком: как можно было его оставить, такого мужчину? Как можно было вообще встречаться с этим ничтожеством? Среди суетившихся туристов, бестолково разевающих рот на все, что так или иначе могло претендовать на их внимание, мне было спокойно. Однако ближе к вечеру, когда толпа на улицах более-менее рассосалась, хлынув в многочисленные бары и дискотеки, у меня появилось нехорошее ощущение, что за мной следят. Не было ни скользившей за спиной тени, ни упорно преследующей машины – только неприятный холодок по спине, будто ее сверлил чей-то острый внимательный взгляд. Несколько раз я оборачивалась. Несколько раз я заходила в магазинчики и бары, старалась спрятаться в толпе туристов и даже пару раз выходила из каких-то заведений через черный ход. Бесполезно: холодок по спине не исчезал. Под конец, подойдя к туристическому автобусу, я представилась потеряшкой и, предложив водителю энную сумму, выбралась из Роппонги к своему отелю. Время было к семи и, переодевшись, я спустилась в холл – там ждал меня Этьен. Мой французский знакомый явно был настроен на романтический вечер: он принес красивейшие орхидеи, орхидея была в петлице его темно-синего костюма. Мне же было не по себе, и единственным моим желанием было попасть в максимально безопасное место, где можно было бы чувствовать себя уверенно. Поэтому все предложения поужинать в японском ресторане я отмела сразу же: никакая кухня, кроме европейской, у меня доверия не вызывает. В отеле было пятнадцать ресторанов, нашелся среди них и итальянский. - Как прошел ваш день? – вежливо спросила я Этьена, заказывая пасту – самое безопасное блюдо, которое нельзя было приготовить неправильно. Этьен, отважный мужчина, решился на паэлью. - О, все замечательно, - откликнулся он. – Превосходная конференция, замечательные люди! И знаете, мне уже предложили работу здесь, в Токио! - В самом деле? – вежливо поинтересовалась я, сцепив руки в замок, чтобы не было видно, как они дрожат. - Разумеется! Какому-то местному политику, очень крупному, нужен переводчик. Я думаю над этим предложением и, скорее всего, его приму… - Отличная идея… Этьен продолжал распространяться на тему работы на этого политика, а я молча ужинала и пыталась убедить, что ощущение слежки было только иллюзией. После пары бокалов красного вина мне это удалось. Кому я нужна в абсолютно чужом городе? Тем временем мой собеседник продолжал вслух размышлять о своей карьере. Действительно, работа в таком городе, как этот, перспективна и принесет немалую прибыль. Но все эти рассуждения навевали такую тоску, что я, еле подавив желание зевнуть, положила салфетку и поднялась. - Прошу меня простить, но я так устала. Спасибо за чудесный вечер, но, пожалуй, мне нужно отдохнуть. Возможно, у Этьена и были большие планы. Орхидеи и разговоры о перспективной работе были не просто так. Но вспоминать о нем лет через пять с бокалом красного вина мне бы не хотелось, я уверена. Попрощавшись, я поднялась наверх и подошла к стойке дежурной по этажу за ключом от номера. Ее не было на месте, но она забыла выключить компьютер, и я не устояла перед желанием заглянуть на монитор. 49 номеров на этаже, где их всего пятьдесят – мой не в счет – были записаны на имя «Шульдих». В коридоре снова вернулось чувство, что за мной следят. На этаже не было ни души, многочисленные герры Шульдихи не выглядывали из своих номеров, только снизу еле доносилась музыка. Дождавшись дежурную и взяв ключ, я бегом добралась до номера, ткнула веник из орхидей в графин с водой, и заперлась, и закрыла шторы. Сердце колотилось, как бешеное. Ночью мне снились кошмары. |
|
*Теперь я приветствую тебя по ту сторону печали и отчаяния (англ.) |
|