Вернуться на страницу Fanfiction        Вернуться на главную

Автор: Alastriona Название: Вавилонская башня Бета: место вакантно Рейтинг: R Пейринг: Айя/ОЖП Жанр: Romance, drama Краткое содержание: Такатори дает Шварц задание завербовать нового сотрудника Дисклеймер: Все права принадлежат создателям «Weiss Kreuz» Комментарии: все имена и названия, не связанные с миром «Weiss Kreuz», подлинны Отношение к критике: Рада обоснованной и детальной критике От автора: огромное спасибо Eide, благодаря которой я узнала о мире «Weiss Kreuz», и Branwen aka Moody flooder, без которой этот фик не появился бы на свет.

Пролог Мне скучно, бес. Найди мне способ как-нибудь рассеяться. Пушкин. «Сцена из Фауста»

Серое невзрачное утро за окном штаб-квартиры Шварц превратилось в серый день – день по всем параметрам скучный. Шварцы маялись от безделья, но ничего не могли изменить: им было сказано ждать Такатори. Босс есть босс, каким бы он ни был, тем более он наверняка должен был принести новое задание, которые могло бы приятно разнообразить стылые октябрьские будни. -Он будет не раньше трех, - сообщил Брэд, задумавшись на секунду, и поправил очки. Стрелка часов лениво подползала к половине третьего. Шульдих, похожий на холеного бело-рыжего кота, лениво расположился на диване, закинув ногу на ногу. Он взглянул на часы и провел золотисто-загорелыми пальцами правой руки по губам и подбородку, словно пытаясь скрыть зевоту. Ярко-голубые глаза прищурились и обратились к потолку. Контраст белый-золотой-рыжий-синий был слишком ярким, чтобы его не заметить, и все Шварц непроизвольно повернули головы и проследили за движением шульдиховой руки. - Мне скучно, - сообщил он. – Я хочу интересного дела, где можно было бы пофантазировать. А довольствоваться банальной пошлятиной вроде убеждения банковского служащего положить себе в карман деньги из сейфа, а потом и внушения охраннику мысли проверить карманы служащего, мне надоело. Скука пахнет прогорклым печеньем, а мне хочется свежих сладостей. - Думаю, тебе повезет, - откликнулся Брэд. – Судя по серьезности, с которой Такатори говорил о деле, оно не покажется тебе тухлятиной. - Поохотимся? – подал голос жонглировавший иголками Фарфарелло, приоткрыв свой единственный глаз. - Может, и так, - Брэд кивнул. Фарфарелло облизнулся, умолк и закрыл глаз, мысленно сосредоточившись на мелькании десятков тонких кусочков стали. Зрелище было завораживающим: словно серебряный дождь шел перед ним – волшебный дождь, сумевший обмануть все законы гравитации… Часы пробили три. Вскоре в коридоре послышался шум – кто-то шел в сторону штаба тяжелой поступью, будто старательно вбивая с каждым шагом ноги в пол, затем широко распахнулась дверь, и в комнату, сверкнув стеклами очков, из темной прохлады двинулась массивная фигура, облаченная в непроницаемо-коричневый деловой костюм, казавшийся монолитным. Это был Такатори Рейдзи, политик и магнат, охранять которого были приставлены Шварц. Такатори обвел их взглядом и коротко кивнул, глядя в пространство перед собой. - Есть дело, - сообщил он низким хрипловатым голосом, звуки которого освежили в памяти Шварц недавний грохот его шагов. – Завтра в Токио прилетает человек, владеющий практически всеми языками мира. Найдите его и убедите работать на меня. С его способностями я смогу подчинить не только Японию, но весь мир. Имя, рейс и время его прибытия неизвестны. Известно только, что он европеец. Аэропорт – предположительно Нарита. - Слишком мало информации, - произнес Брэд, выразив мнение всей команды. - Другой нет. Найдете его сами, и чем быстрее, тем лучше: вам за это платят. О расходах не думайте – мне все равно, сколько будет стоить эта операция. Возражения не принимаются. Такатори еще раз обвел тяжелым взглядом всех Шварц и, чуть помедлив, вышел.

Глава 1 Fly into the rising sun Faces smiling everyone* ‘Deep Purple’ ‘Woman from Tokyo’

Самое главное в любом путешествии – это хорошая компания, так говорят многие. Я довольно замкнутый человек и обычно не завожу знакомств ни в поездах, ни в самолетах – мне приятнее подумать в дороге о своем, не вдаваться в подробности личной жизни спутника и не посвящать его в свою. Однако на этот раз я сделала исключение: моим соседом оказался Этьен, симпатичный француз, с которым я проболтала всю дорогу до Токио. Он, как выяснилось, тоже переводил эссе Честертона, многие их тех, что переводила и я, так что тема для разговора до самого аэропорта Нарита нам была обеспечена. Нас, как и Честертона, волновал вопрос популярности дешевой беллетристики, только либеральных взглядов господина эссеиста мы не разделяли. Полет проходил отлично. Очаровательная стюардесса была сама любезность и предупредительность и даже как-то смогла понять, что я не переношу пищу с резкими запахами и что рыбное блюдо мне предлагать не нужно. - Честертон считает героя-искателя приключений архетипом, вечным на все времена. – Я допила кофе, смахнула со свитера крошки круассана и посмотрела на облака. - Так и есть. А степень оригинальности персонажа зависит от автора и его таланта, - кивнул Этьен. Он ел что-то совершенно невообразимое – и на вид, и на вкус, и на запах, по, похоже, это его нисколько не волновало. - О какой оригинальности может идет речь, если общая схема сюжета более или менее стандартна? Если герой всегда одинок, харизматичен, благороден и обречен на победу? И чем больше у героя отрицательных качеств, тем привлекательнее он для потребителя. Убийца, мошенник, пират – эти профессии именно через беллетристику приобретают романтический ореол, и… - О, мадемуазель, - Этьен широко улыбнулся. – Простые люди сентиментальны. Искренняя героика и оптимизм – вот что их подкупает, это не зависит от того, негодяй ваш обаятельный одиночка или нет. Самолет шел на посадку. Под нами, залитый лучами восходящего солнца, лежал в объятиях залива Токио. Мы опускались прямо в рассвет. -Вы надолго сюда? – спросила я, не в силах оторвать взгляда от великолепного зрелища. -Дней на пять, не больше. Три дня международной конференции, а потом немного поброжу по городу. Может, успею съездить в Киото – хочу посмотреть на старый город. А вы? -На две недели, у меня отпуск. Исхожу город вдоль и поперек, а потом тоже собираюсь в Киото. -Может быть, поедем вместе? Мне хочется продолжить нашу беседу. Нечасто встретишь молодую даму, с которой можно поговорить о месье Честертоне. Галантные они люди, эти французы. Но польстил Этьен грубо: в тридцать два дама вряд ли может называться молодой. Не старой, но и не молодой. -Нечасто встретишь француза, чей английский так великолепен, как ваш, - ответила я комплиментом на комплимент. Мне не бывает скучно одной. Возможно, Этьен еще успеет мне надоесть. Но беседа эта и вправду была интересной. -Если хотите, можем встретиться вечером в отеле «Синагава», скажем, часов в семь. -C’est bien, - Этьен улыбнулся. – D’accord.** Мы медленно двигались по посадочной полосе, замедляя ход. Я устала от полета и вынужденного бездействия и рвалась наружу, на воздух. Мне не терпелось выйти в город и окунуться в изумительно-прозрачное розовое утро. Токио показался мне похожим на Нью-Йорк – с поправкой на восточный колорит. Проведя полтора часа в такси, я приехала в гостиницу, собрав миллион улыбок утреннего города. Гостиница «Super Sunshine Shinagawa Prince», где я бронировала номер, поразила меня, еще до вылета в Токио, прежде всего названием: только здесь могли добавить к имени слово «супер», рассчитывая, что это сделает ее привлекательнее для туристов. Однако, увидев ее, я поразилась еще больше: представьте себе гигантскую крабовую палочку, поставленную вертикально, выплывающую из бесконечно-синего сочетания неба и моря. В этой сорокаэтажной крабовой палочке в ближайшие две недели я и собиралась жить. С поселением проблем не возникло, и, закрыв дверь за администратором и носильщиком, я блаженно свалилась на покрытую разноцветным покрывалом кровать. Из окна в обрамлении рыжих занавесок смеялось ярко-синее бесстыжее небо с легкомысленными белыми облачками, и я тоже улыбнулась. Только через час я заставила себя подняться и спуститься вниз пообедать. На этаже у лифта стоял симпатичный молодой человек в зеленом пиджаке, европеец, и я ему улыбнулась. Это было так просто – новый город, ясный день и милый юноша. - Добрый день, - поздоровался он, и в японской фразе я уловила немецкий акцент. - Ich spreche ein wenig Deutsсh***, - сказала я наудачу. Он внимательно взглянул на меня, будто мог видеть насквозь. Невозможно было не посмотреть в его ярко-синие глаза. Цвета сегодняшнего утреннего неба, и такие же нахальные. Красивый юноша. -Ich glaube, Ich habe Sie schon irgendwo gesehen****, - бросил он, пропуская меня в открывшееся двери лифта. -Ah nein. Es tut mir sehr leid, aber das stimmt nicht, - вежливо ответила я – мне не хотелось знакомства, а эта фраза была таким явным намеком. -. Ich bin in Tokyo zum erstenmal *****. Лифт остановился, двери раскрылись, и юноша, бросив через плечо странную фразу: «Wer’s glaubt, wird selig» ******, пошел прочь. * Лечу навстречу восходящему солнцу; лица улыбаются каждому (англ.) ** Хорошо. Договорились (фр.) *** Я немного говорю по-немецки (нем.) **** Мне кажется, мы с вами уже встречались (нем.) ***** О нет, мне очень жаль, но это не так. Я впервые в Токио (нем) ****** Блажен, кто верует (нем.)

Глава 2 I greet you from the other side Of sorrow and despair* L. Cohen ‘Heart with no companion’

Днем я бродила по Касумигасэки и Агасаки, глазея на здания и людей, и все больше убеждалась в том, что Япония зачем-то берет у Европы то, чего брать не обязательно. Дворец Тогу, куда я сходила на экскурсию, внешне напоминал Букингемский дворец, а внутри, по убранству, - Версаль. Зачем кронпринцу и принцессе апартаменты настолько в европейском стиле? Из Агасаки я вышла в Роппонги и смешалась с пестрой толпой иностранных туристов, таких же бестолковых и глазеющих на все вокруг, как и я. Я не люблю фотографировать памятники и местные достопримечательности. Все впечатления от поездок я сохраняю – на уровне ощущений. Я не люблю совать гостям фотоальбомы, комментируя: «А вот это я и миссис N., моя соседка по каюте, пытаемся танцевать не то сальсу, не то танец живота», и не люблю, когда меня заставляют смотреть такие фотографии. Самые лучшие снимки – детские. Остальное не стоит сохранять. Память человеческая милосердна: она или стирает, или скрашивает детали, фотографии же жестоки: и через двадцать лет они с безжалостной точностью напомнят, что в Латинском квартале у тебя сломался каблук, и день был убит на поиски новых туфель; что в этом ресторане ты отравилась местным экзотическим блюдом; что раньше ты была стройнее, краше и моложе – моложе! - а вот этот очаровательный молодой человек в ярко-синей рубашке, так нежно тебя обнимающий на фоне заката, тогда еще не сбежал с безголосой певичкой из бара, не оставив даже записки. В моей жизни есть несколько фотографий: родители, собака и брат, которых уже довольно давно нет на свете. Вереница мужчин, прошедшая через мой путь, этого не удостоилась: ни у кого из них не получилось остаться. Ностальгировать по романтическим встречам с одним или другим можно как-нибудь вечером, сумеречничая в кресле с бокалом хорошего красного вина, но куда приятнее воскрешать в памяти подзабытые черты, возможно, и приукрашивая оригинал, чем глядеть в разноцветную картонку и позволять вполне стандартной комбинации глаз, носа, рта, ушей и подбородка становиться немым упреком: как можно было его оставить, такого мужчину? Как можно было вообще встречаться с этим ничтожеством? Среди суетившихся туристов, бестолково разевающих рот на все, что так или иначе могло претендовать на их внимание, мне было спокойно. Однако ближе к вечеру, когда толпа на улицах более-менее рассосалась, хлынув в многочисленные бары и дискотеки, у меня появилось нехорошее ощущение, что за мной следят. Не было ни скользившей за спиной тени, ни упорно преследующей машины – только неприятный холодок по спине, будто ее сверлил чей-то острый внимательный взгляд. Несколько раз я оборачивалась. Несколько раз я заходила в магазинчики и бары, старалась спрятаться в толпе туристов и даже пару раз выходила из каких-то заведений через черный ход. Бесполезно: холодок по спине не исчезал. Под конец, подойдя к туристическому автобусу, я представилась потеряшкой и, предложив водителю энную сумму, выбралась из Роппонги к своему отелю. Время было к семи и, переодевшись, я спустилась в холл – там ждал меня Этьен. Мой французский знакомый явно был настроен на романтический вечер: он принес красивейшие орхидеи, орхидея была в петлице его темно-синего костюма. Мне же было не по себе, и единственным моим желанием было попасть в максимально безопасное место, где можно было бы чувствовать себя уверенно. Поэтому все предложения поужинать в японском ресторане я отмела сразу же: никакая кухня, кроме европейской, у меня доверия не вызывает. В отеле было пятнадцать ресторанов, нашелся среди них и итальянский. - Как прошел ваш день? – вежливо спросила я Этьена, заказывая пасту – самое безопасное блюдо, которое нельзя было приготовить неправильно. Этьен, отважный мужчина, решился на паэлью. - О, все замечательно, - откликнулся он. – Превосходная конференция, замечательные люди! И знаете, мне уже предложили работу здесь, в Токио! - В самом деле? – вежливо поинтересовалась я, сцепив руки в замок, чтобы не было видно, как они дрожат. - Разумеется! Какому-то местному политику, очень крупному, нужен переводчик. Я думаю над этим предложением и, скорее всего, его приму… - Отличная идея… Этьен продолжал распространяться на тему работы на этого политика, а я молча ужинала и пыталась убедить, что ощущение слежки было только иллюзией. После пары бокалов красного вина мне это удалось. Кому я нужна в абсолютно чужом городе? Тем временем мой собеседник продолжал вслух размышлять о своей карьере. Действительно, работа в таком городе, как этот, перспективна и принесет немалую прибыль. Но все эти рассуждения навевали такую тоску, что я, еле подавив желание зевнуть, положила салфетку и поднялась. - Прошу меня простить, но я так устала. Спасибо за чудесный вечер, но, пожалуй, мне нужно отдохнуть. Возможно, у Этьена и были большие планы. Орхидеи и разговоры о перспективной работе были не просто так. Но вспоминать о нем лет через пять с бокалом красного вина мне бы не хотелось, я уверена. Попрощавшись, я поднялась наверх и подошла к стойке дежурной по этажу за ключом от номера. Ее не было на месте, но она забыла выключить компьютер, и я не устояла перед желанием заглянуть на монитор. 49 номеров на этаже, где их всего пятьдесят – мой не в счет – были записаны на имя «Шульдих». В коридоре снова вернулось чувство, что за мной следят. На этаже не было ни души, многочисленные герры Шульдихи не выглядывали из своих номеров, только снизу еле доносилась музыка. Дождавшись дежурную и взяв ключ, я бегом добралась до номера, ткнула веник из орхидей в графин с водой, и заперлась, и закрыла шторы. Сердце колотилось, как бешеное. Ночью мне снились кошмары. * Лечу навстречу восходящему солнцу; лица улыбаются каждому (англ.)

Глава 3 Like a baby, stillborn, like a beast with his horn I have torn everyone who reached out for me.* L. Cohen. ‘Bird On The Wire’

Следующий день я провела в городе, точнее, в парке Уэно, который не просто парк, а этакий культурно-развлекательный центр. Меня привлек Токийский Национальный музей – его коллекция японского искусства. Шагая по дорожке, я старалась прогнать ужасы прошлой ночи и как-то себя успокоить. Спину все еще щекотало неприятное ощущение, что за мной следят, но я уговаривала себя, что это все связанный с долгой поездкой стресс. Вполне здравое, логичное объяснение. Стало быть, никто меня не преследовал, и волноваться нечего. Что касалось номеров на моем этаже, зарегистрированных на имя некоего Шульдиха, то, допустим, он мог устраивать праздник в ресторане отеля и пригласить множество гостей – из других городов или из даже стран, вполне логично, что всех этих людей надо было где-то разместить. Наверняка все эти люди сегодня приедут и заселятся… В музей хотела попасть не я одна – в кассы выстроилась огромная очередь. Это, в основном, были туристы, но попадались и японцы. Мое внимание привлек высокий молодой человек, стоявший на несколько человек дальше от кассы, чем я. У него были ярко-красные волосы. Страсть японцев к изменению цвета своих волос поистине уникальна: природа не дала их шевелюрам разнообразия красок. Поэтому они изо всех сил стараются компенсировать этот недостаток силами парикмахеров. Я видела японцев, крашенных в синий, зеленый, оранжевый цвет, даже розовый. Такой оттенок, ярко-кирпичный – не рыжего кирпича, а темного, старого, - я видела впервые. Смешные они люди, эти японцы… По музею я гуляла весь день. Там была собрана квинтэссенция Японии – девяносто тысяч экспонатов с древнейших времен и заканчивая современностью: живопись, костюмы, церковная утварь… Красноволосый мальчик, судя по всему, тоже испытывал неподдельный интерес к культурному и художественному наследию своей страны: я видела его в залах раз четырнадцать, не меньше. Когда, собираясь уходить, я встретила его еще и на лестнице (полезно оборачиваться в неожиданный момент), в мою голову начали закрадываться смутные подозрения. Этот же мальчик стоял вполоборота ко мне на автобусной остановке, делая вид, что разглядывает расписание. Бледное, как у всех рыжих, лицо его было совершенно непроницаемым. Он же вел машину, которая до самой гостиницы следовала за моим автобусом… Вернулся вчерашний страх. Я бегом промчалась через абсолютно безлюдный этаж, заперлась в номере и вжалась в кресло, обхватив себя руками. Потом поднялась, налила себе виски из бара и вернулась в кресло уже со стаканом. Зубы стучали о стеклянную кромку, но глоток сделать все-таки удалось. Оставалось ждать, пока подействует. Тишина в коридоре вернула все мои подозрения. Если герр Шульдих и приглашал кого-то из своих гостей в отель, то гости эти или уже спали, или отправили Шульдиха с его гостеприимством куда подальше. В гостинице, тем более такой, как эта, невозможно никого не встретить на этаже – кто-то непременно будет или входить, или выходить из номера, или сидеть на диване в холле, или о чем-то спрашивать дежурную, или ждать лифта… а единственным, кого я видела за эти два дня, был тот рыжий немец – скорее всего, Шульдих. Преследователь с красными волосами был еще страшнее. Зачем японец лет двадцати станет следить за женщиной европейской внешности, которой явно за тридцать? Не внезапная влюбленность - однозначно. Польстить себе было бы приятно, но фактам следовало смотреть в лицо. Жиголо? Он бы не следовал молча, а давным-давно предложил свои услуги. Грабитель? Он мог меня ограбить в толпе, но не сделал этого. Убийца? Лицо у него было подходящее. Только зачем ему меня убивать? Я поймала себя на том, что вцепилась в стакан мертвой хваткой, и, будь стекло потоньше, оно бы уже давно треснуло. Надо было брать себя в руки. Ждать звонка Этьена – мы собирались в Киото на следующий день, попробовать поговорить с ним. А сейчас – допить виски и пойти поужинать. Переодевшись, я отправилась в тот же итальянский ресторанчик, где была накануне с Этьеном, и села за столик в углу. Заказ? Да принесите что угодно, хоть ризотто, только оставьте меня в покое и дайте подумать и успокоиться… -Is orm é an t-onóir**, - произнес кто-то у меня над ухом, и я вздрогнула. -Fág dom i m'éinear!*** - выпалила я прежде чем сообразить, что ко мне обращаются на ирландском, что отвечаю я на ирландском и что собеседник мой страшен, как демон из Девятого круга ада. Я собралась подняться и пересесть за другой столик. -Tá sé práinneach****, - заявил ирландец с мерзкой ухмылочкой, делая попытку удержать меня за плечо. -Ná chuir isteach orm! Cuirfidh mé fios ar na Gardaí!***** – закричала я, и, как ни странно, вопль на никому не понятном, кроме ирландца, языке возымел действие: тот поднялся и, шепнув: «Bí curamach»******, вышел из зала. Господи, какой жуткий тип. Совершенно седые волосы, один глаз желтый и совершенно безумный, а второй скрывает черная пиратская повязка. Чудесный бонус к кошмарам, которые и без того мне были обеспечены. Мало мне Шульдиха и того красноволосого из музея… Я ковыряла вилкой ризотто и все думала, идти мне в полицию или не стоит. Ирландец мне угрожал, но никто этого не понял, даже если и вслушивался в наш разговор. Как ему вообще могло взбрести в голову, что я знаю ирландский? А остальное – вообще похоже на мои досужие вымыслы. И тут – последним гвоздем в крышку моего гроба – в зал явился красноволосый, подошел к моему столику и уселся напротив, не дожидаясь приглашения. - Нам надо поговорить, - сообщил он, глядя в стол. – И чем тише, тем лучше. - Что? – воскликнула я, готовая прогнать и его тоже, но он, спокойный, как боа-констриктор, закрыл мне рот белой прохладной ладонью. - Помолчите и послушайте. * Словно мертворожденный младенец, словно рогатое чудовище, я рвал на части всех, кто тянулся ко мне.(англ.) ** Рад встретиться с вами (ирл.) *** Оставьте меня в покое! (ирл.) **** Это срочно (ирл.) ***** Не троньте меня! Я позову полицию! (ирл.) ****** Берегись (ирл.)

Глава 4 I have no power over this, you know I’m afraid The walls I built are crumbling...** B. Dickinson

- Где вам удобнее говорить? – спросил он, пока я допивала вино. - Только здесь. Здесь, по крайней мере, вы не сможете меня убить – слишком много свидетелей. - Я так похож на убийцу? - У меня нет других объяснений. Вы все словно сговорились: этот ваш Шульдих, теперь ирландец… - Шульдих? О, он отлично сыграл изумление. Он даже поднял на меня глаза. Я в жизни не видела таких глаз. Как аметисты чистой воды. У меня когда-то было кольцо с такими камнями. Абсолютно ненормальные глаза для японца. А настолько ясный взгляд был у моего инструктора по плаванию, только тому было по статусу положено: скандинав. - Не притворяйтесь, что не знаете. Тот рыжий немец, который снял все номера на моем этаже. И не надо меня убеждать, что это случайность. Ему не было видно, но я вцепилась руками в сиденье стула, чтобы хоть как-то унять дрожь. Заболели пальцы – я обломала ногти. - Хм. Вы знакомы с ними? – озадаченно спросил молодой человек. - Нет, но они откуда-то меня знают. Вы можете объяснить, что тут вообще происходит? - В городе убивают переводчиков-европейцев. Все они прилетели в Токио вчера утром, - кратко сообщил он и посмотрел на меня, сощурив глаза. - Господи, - выдохнула я. - Вашего друга тоже убили. Мне жаль. Все это было слишком страшно и слишком сразу, чтобы быть правдой. - Это все слишком неправдоподобно, - сказала я, стараясь звучать как можно увереннее. - Дело ваше, - ответствовал он и поднялся. – Я должен идти, но вернусь через полчаса и хотел бы продолжить этот разговор. Подождите меня здесь и никуда не уходите. Здесь безопаснее всего. Развернулся и ушел. Я допила вино. Страх не проходил, только усиливался. И мне подумалось, что в своей комнате я буду чувствовать себя намного безопаснее. Может, я антисоциальное существо, но большое количество людей всегда действовало мне на нервы и не давало сосредоточиться. А сконцентрироваться и взять себя в руки было необходимо – ох как необходимо. Я купила в баре пачку сигарет и направилась к лифту. Там уже кто-то был – какой-то брюнет в белом костюме – слава Богу и всем святым угодникам, не Шульдих. - Nice evening, ain’t it?** –заговорил брюнет. - Indeed***, - буркнула я и отвернулась. Мне только разговоров не хватало. - I’m Brad Crawford. And I’m here to offer you a lucrative job at Mr Takatori’s company. He needs such an interpreter as you are. You’ll be... much useful for us. You’re not a dumb bunny, and your abilities impress me, so I offer you a place in my group ‘Schwarz’ as well. There are people of special mental abilities – and you sure have some****. Ноги меня уже не держали, и я поняла, что сползаю по стенке. Этьену тоже предлагали прибыльную и перспективную работу переводчика у какого-то японца. А если верить тому мальчику, Этьена убили… Мальчику тому вообще верилось как-то больше. Особенно сейчас, когда этот человек ехал со мной в лифте, спокойно излагал свое предложение, делая вид, что не замечает моего страха, и, разглядывая меня бесстрастными темными глазами, цинично улыбался. Несомненно, он многое повидал в жизни. Несомненно, он знал, с кем имеет дело и как с максимальным эффектом провести этот разговор. - Yоu’re gone goose, - добавил он прежде чем выйти. –It’s all cut and dried. You’d better agree. See ya tomorrow.***** Он вышел, лифт повез меня дальше, и только спустя какое-то время я поняла, что сижу на полу и сквозь открывшиеся двери тупо смотрю на этаж. Я не помню, как добралась до номера, как повернула ключ в замке и нашла в кармане сигареты. На столике нашлась зажигалка, я прикурила и села прямо на пол. Света я не включала, поэтому темноту прожигал только безнадежно дрожащий красно-оранжевый огонек. До пепельницы было далеко тянуться, поэтому пепел я стряхивала на ковер – было уже совершенно плевать, что произойдет дальше. Обычно я не курю. Или не затягиваюсь – потому что, если затянусь, никотин слишком сильно действует мне на мозги – не знаю уж, какие там нервные окончания задействованы, но я моментально слабею, кровь отливает от кожи, и я практически не могу пошевелить руками и ногами какое-то время. Зато мыслительная способность увеличивается многократно. Это и было мне нужно. Подумав, я собрала себя в кучку, поднялась и, пошатываясь, добрела до мини-бара. Немного виски, а, может, даже много, согреться и уснуть. Я не знала, что делать утром. Но сил размышлять над этим не было. Совсем. * Мне это неподвластно, ты знаешь, что я боюсь. Построенные мною стены рушатся... (англ.) ** Отличный вечер, не так ли? (англ.) *** Действительно (англ.) ****Я Брэд Кроуфорд. Я предлагаю вам высокооплачиваемую работу в компании мистера Такатори. Ему нужен такой переводчик, как вы. Вы будете… очень нам полезны. Вы не профан, и ваши способности произвели на меня впечатление, поэтому я также предлагаю вам место в моей группе «Шварц». Там работают люди с особенными способностями мозга – а у вас они точно есть. (англ.) ***** Вам некуда деться. Все просчитано, лучше соглашайтесь. Увидимся завтра. (англ.)

Глава 5 Организации бывают двух видов: цель одних - что-то сделать, цель других - чему-то помешать. Бертран Рассел

Ровно в девять вечера группа «Вайс» собралась в видавшей виды гостиной штаб-квартиры: предстояло получить новое задание. Йоджи и Кен устроились на старом голубом диване, Оми – прямо на полу, по-турецки, ухватившись руками за носки кроссовок, а Айя, по обыкновению, подпирал спиной дверной косяк, скрестив руки на груди и опустив голову. Сверху спустилась, открывая всеобщему обозрению точеные стройные ножки, Мэнкс, словно ожившая картинка из какого-нибудь очень дорогого модного журнала. Безупречная прическа, совершенная фигура, идеально скроенный костюм – видение в красном. Четыре головы повернулись в ее сторону. Йоджи горестно вздохнул и нервно поправил очки. - Добрый вечер, - поздоровалась она, и пухлые красные губки растянулись в легкой улыбке. - Вайс, у вас новая миссия. В городе убивают переводчиков. Айя наклонил голову, будто хотел лучше слышать Мэнкс. - За два дня были убиты восемь человек, - продолжала она. - Установлено, что все они прибыли в Токио вчера утром. Все убитые – мужчины-европейцы, переводчики высочайшего класса, знали по пять-шесть языков. Тела были найдены в гостиницах, причина смерти – как правило, отравление. Мы проверили списки и обнаружили, что из прилетевших позавчера переводчиков живы еще двое мужчин. Вот информация, - она протянула папку стоявшему поблизости от нее Айе. - А женщины-переводчики? – спросил он. - Действительно, среди прибывших в Токио позавчера переводчиков есть и женщина. Она жива. Но, видимо, убийцы в ней не заинтересованы, маловероятно, что они за это время не смогли до нее добраться или решили оставить на потом. Ваша задача – выследить убийц, выяснить причины, по которым переводчиков убили, и по возможности сохранить жизни тем, что еще не убит – иначе разразится международный скандал: большинство переводчиков работали в ООН и других крупных международных организациях. В папке – их имена, гостиницы, где они остановились, и краткая информация по каждому. Мэнкс поправила волосы таким неуловимым, таким женственным жестом и с таким видом, будто говорила не о смертях, а о показе новой модной коллекции. Вайс молчали. - Вы берете это дело? – спросила она. - Берем, - ответил за всех Айя. Мэнкс, покачивая бедрами и стуча каблучками, удалилась. - А… - начал было Йоджи. - В чем дело? - Это явно Шрайнт. Черт, Айя, я не хочу опять драться с женщинами! – он опустил голову и закрыл глаза. – Женщин убивать противоестественно, пусть это и Шрайнт. - Это убийство – и точка, - твердо возразил Айя. - Это наша работа. Тем более, я думаю, что за этим стоит Такатори. - Айя, это уже паранойя, - тихо возразил Оми. – Нельзя за всеми преступления видеть Такатори… Я понимаю, что… Глаза Айи опасно сузились. - Сам посуди, - продолжал Оми. – Масафуми проводил испытания на людях, помнишь то дело с чудовищами? Он поил их какой-то дрянью. Здесь то же самое - все переводчики отравлены. Наверное, они там что-то для мозга разрабатывают… А если это Масафуми, то это Шрайнт. - Хорошо, - Айя предпочел не спорить, но видно было, что он остался при своем мнении. - Ваши предложения? – добавил он, проглядывая материалы из папки. - Разделимся, - подал голос Кен. – Скажем, двое следят за одним переводчиком, двое за другим… - Есть еще и женщина, - напомнил Айя, не отрывая глаз от папки. - Женщину убийцы не тронули, Мэнкс ведь сказала, - укоризненно проговорил Йоджи. - Это пока, - хмыкнул Айя. – Я предлагаю вам с Кеном взять по переводчику, а женщину беру на себя. Оми остается здесь, ищет более подробные материалы и координирует нашу работу. А теперь я ухожу на миссию, вот папка. Он отделился от стены – длинная золотая сережка качнулась в унисон с длинными прядями, - бросил материалы Кену на колени и отправился наверх – переодеться. Остальные члены команды переглянулись. Предложение Айи было разумным. Принято по умолчанию. - Постой! – крикнул Оми и бросился вдогонку за Айей, размахивая какой-то бумажкой. – Ты не взял адреса… - Я и так знаю адрес, - послышался невозмутимый голос с верхней площадки. Йоджи присвистнул. - Ого, - ухмыльнулся он. – Айя-то времени зря не терял. Кажется, у него свидание. Посмотрим-ка, что у нас есть про даму. - Он взял папку с коленей Кена и начал листать материалы. - Брось, - устало отмахнулся Кен. – Если Айя сказал, что это миссия, то это миссия. Мы просто можем чего-то не знать. - Похоже, ты прав, - ответил Йоджи, потирая лоб. – Даме-то за тридцать. Хоть она и ничего. Ладно, миссия, значит, миссия. Давай делить оставшихся переводчиков, - предложил он и весело подмигнул. Оми догнал Айю уже наверху. Тот уже надел плащ, взял катану и собирался уходить, не обращая внимания на топот ног мальчика за спиной. Оми схватил его за рукав. - Айя, погоди. Мне нужно кое-что тебе сказать. Айя повернулся и выжидательно взглянул на него. - Я нашел в Интернете, что в Токио сегодня – на два дня всего – прилетел какой-то целитель с Мадагаскара. Говорят, что у него есть метод выводить людей из комы, и… - Я понял, - тихо ответил Айя. – спасибо, Оми. Он взял листок из рук Оми и вышел.

Глава 6 We're just two lost souls swimming in a fish bowl, year after year* Pink Floyd. ‘Wish You Were Here’

Закутавшись в одеяло, я сидела в кресле, допивала виски и смотрела телевизор. Вроде как ненавязчивая компания на вечер. Половина десятого, вечерние новости. Вроде как и я с миром, и он со мной, и ни один из нас не мешает жить другому. - …серия сегодняшних убийств в столице Японии, - вдруг сообщил телевизор голосом миловидной девушки-диктора. – Как мы уже говорили в нашем трехчасовом репортаже, несколько переводчиков-европейцев были отравлены неизвестными преступниками в собственных гостиничных номерах. Ведется следствие. Камера равнодушно скользнула по носилкам с телом, и я увидела ногу в темно-синей брючине. Этьен? Мальчик, стало быть, не обманул? И я еще пыталась взять себя в руки? Послышался аккуратный стук в окно, и от испуга и неожиданности я уронила стакан и повернула голову. За стеклом маячила красная макушка. На негнущихся ногах я подошла, открыла и впустила красноволосого в комнату. Он легко спрыгнул с подоконника на пол, выпрямился, скрестил руки на груди и, прищурившись, воззрился на меня. - Почему вы ушли из ресторана? – спросил он. Очень странно было слышать чей-то голос в пропитанной страхом комнате. Тем более странно, что голос был тихий, уверенный и очень недовольный. - Испугалась. А почему вы влезли через окно? Это же последний этаж! - Потому что в холле сидят двое Шварцев, а нам лучше не встречаться. - Понимаю. Что же, садитесь, раз пришли. Ой, осторожно, там, у кресла, стекло битое… Он послушно остановился и молча наблюдал, как я собираю салфеткой стекло, режу себе палец, как у меня начинается истерика, потому что этот злосчастный порез стал последней каплей… Потом все с тем же олимпийским спокойствием ушел в ванну, принес мне стакан воды и усадил в кресло, присев на корточки рядом. - Не бойтесь, - сказал он. – Я не дам вас убить. Он говорил тихо – так говорят или очень неуверенные в себе люди, или те, кто привык, что их слушают. И слушаются. - Хорошо. – Я сидела в кресле, ощущая себя этакой безвольной кучкой, и не представляла, как из всего этого выберусь. – Что мне делать дальше? - Ложитесь спать. Я останусь здесь, у двери. Шварцы к вам больше не подходили? - О, - только и могла сказать я, вспомнив недавний эпизод в лифте. – Подходили. Американец в белом костюме. Предложил работать на своего босса и на свой отряд. Аметистовые глаза широко распахнулись и тут же сузились обратно. На лице красноволосого при этом не дрогнул ни мускул. Закалка железная, а все же мальчик… - Что в вас такого, что вам предлагают работать в Шварц? Чем вы отличаетесь от тех переводчиков? - Я понимаю любой язык и могу говорить на любом, если хотя бы раз в жизни общалась с носителем этого языка. Не знаю, как это получается. - У вас тоже пси-способности? Хм, тогда неудивительно. Вы согласились? - Вы смеетесь, молодой человек? Они угрожали мне! Я их смертельно боюсь, и соглашусь с ними работать? Хотя они сказали, что выбора у меня все равно нет… - Выбор есть, - ответил он, расстегивая плащ и вынимая из-под полы длинные ножны. – Это катана, - пояснил он, показывая длинное блестящее лезвие. - Замечательно, - не выдержала я. – Два дня подряд меня преследовал человек с катаной, а теперь выясняется, что он будет меня защищать! Если вы говорите правду и действительно не связаны с этими Шварц, то вчера об убийствах знать не могли, все переводчики погибли сегодня. Почему тогда вы вчера следили за мной? - У меня были причины, - ответил он тихо и опустил голову. - Скажите, - настаивала я. – Иначе не смогу вам поверить. Он поставил катану вертикально, ножнами в ковер, положив на рукоятку ладони и опершись о них подбородком. Вздохнул. Задумался. Тихий, несчастный, дико замкнутый в себе мальчик, который очень не хочет в чем-то признаваться. В чем и почему? Стыд? Тайна за семью печатями? Через какое-то время он выудил из внутреннего кармана плаща лист бумаги и какую-то фотографию и протянул мне. - Что это? – спросила я, рассматривая иероглифы. На бумаге была напечатана статья о приезде в Токио какого-то целителя с Мадагаскара. - На фотографии моя сестра. Она два года в коме. - Мальчик побледнел и посерьезнел еще больше. – Этот целитель, там написано, выводит людей из комы. Я помогаю вам, а вы помогаете мне. Если вы говорите на любом языке, то мадагаскарский тоже знаете. - Малагасийский, - автоматически поправила я. – Или мальгашский. Мадагаскарского не бывает. Стало быть, это сделка? Мальчик кивнул. Длинная золотая сережка – тик-так – отсчитала секунды в такт с длинными прядями. У него был совсем нереальный вид в сумерках – контраст белой-белой кожи и красно-кирпичных волос делал его похожим на пришельца. Он смотрел куда-то в сторону – смущался? Я еще раз взглянула на распечатку и рассмеялась. - Врать вы не умеете, - заявила я, положив бумажку ему на колени. Он повернул голову. - Вам сказать, почему? Документ распечатан только сегодня, это раз. А вы следили за мной еще вчера. К тому же, я только сегодня вам сказала, что могу говорить на любом языке, вчера вы этого не знали, а предполагать, что приехавшая из Европы женщина будет владеть малагасийским, - это, по меньшей мере, наивно. Он закрыл глаза и сжал губы. И, кажется, даже покраснел. Ну нельзя врать женщине, которая в тебя не влюблена, да в придачу почти годится тебе в матери. Пусть смеются над женской логикой, но она не подводила меня никогда. Как и возраст – хотя, пожалуй, я бы предпочла еще немного побыть наивной молоденькой дурочкой… Но я не люблю таких побед. Не люблю загонять человека в угол и заставлять признавать собственную неправоту. Это слишком легко. Поэтому я решила пойти ему навстречу – уж очень потерянный был у него вид. Я повертела в руках фотографию его сестры. - Красивая. Похожа на куклу. Он бросил на меня яростный взгляд. Ах да, сестру оскорбили, сравнив с бездушным куском пластмассы. - У меня в детстве была такая кукла. Я была единственным ребенком и все время представляла, что она – моя сестра. Взгляд потеплел и, кажется, мальчик чуточку оттаял. Мне показалось, или в его невозможных, нереальных глазах появилась надежда? - Я помогу вам. При одном условии: вы все-таки скажете, зачем преследовали меня вчера. Он снова вздохнул, сжал руки, словно собираясь с силами. - Хорошо, я скажу. – И снова опустил взгляд, будто не желая смотреть, как я отреагирую на его слова. – Вы похожи на мою мать. И снова порозовел. - Как это возможно? У меня ведь типично европейское лицо. – Я постаралась скрыть изумление, но, похоже, мальчик тоже умел читать по лицам. - Лицо похоже, и рост, и жесты. Только глаза другие – у вас большие, я такие только в анимэ видел. - Но вы же не могли меня с ней перепутать! - Не мог, - глухо проговорил он, опустив голову так низко, что почти уперся подбородком в воротник. – Моих родителей убили два года назад. Лицо его стало словно каменное. Господи, что же это такое, мальчику от силы лет двадцать, сестра в коме, родители убиты! А он ходит по городу с катаной наперевес и конфликтует с теми мерзавцами… Я перебралась на пол, села рядом с ним и, не удержавшись, обняла за плечи. Он дернулся, катана упала на пол. - Не жалейте меня, - бросил он. – Жалейте тех, кто этого заслуживает. Я – не заслужил. - Расскажешь? – шепотом спросила я. Он долго смотрел в сторону окна, потом повернулся ко мне и просто ответил: - Хорошо. * Лечу навстречу восходящему солнцу; лица улыбаются каждому (англ.)

Глава 7 Утром Тихонько упал на землю С дерева лист. Кобаяси Исса

Мы проговорили всю ночь. Мальчик спокойно сообщил, что он наемный убийца и что вместе с тремя коллегами примерно своего возраста убивает по заданию полиции тех, кого нельзя преследовать по закону. Держался он просто замечательно, но я все равно видела, что он нервничает. Еще бы – я и сама нервничала. Мне дико было слышать, что четверо, которым бы учиться, влюбляться, мчаться навстречу новому и неизведанному, вот так вот тратят и молодость, и силы. Юность не должна быть циничной, и смерть видеть она тоже не должна. Не для этого она дается, юность… А тут человек в двадцать лет становится автоматом для уничтожения других - нет, не просто так: хочет отомстить за родителей и сестру. Как бы ему вырасти и понять, что месть не приносит отрады, а только горечь, горечь и пустоту… Странно было и то, что мальчик вообще согласился хоть о чем-то рассказать. Ясное дело, не предложи я помощь, он бы так и промолчал до утра. Гордый. Не стал бы бить на жалость таким рассказом. Под утро я задремала на мальчиковом плече, а этот юный самурай так и не сомкнул глаз. Всякий раз, когда я просыпалась и смотрела на него, он бесстрастно разглядывал дверь в номер, каждая мышца напряжена, рука на рукояти катаны. Конечно же, мне снились кошмары. Он разбудил меня около семи утра и объявил, что пора собираться. Мое непонимающее: «Куда?» проигнорировал, сказав, что скоро появятся Шварцы. Я пулей метнулась в душ, на ходу расчесала волосы, побросала в сумку вещи и остановилась, вопросительно глядя на него. Он стоял у окна и, не заметив, что я закончила суетиться, потирал пальцами правый висок. - Голова болит? – догадалась я. Еще бы, всю ночь не спал. – Погоди, есть обезболивающее. Мальчик вполне покорно принял от меня и таблетку, и стакан воды, хотя с него сталось бы отказаться или вообще отрицать сам факт головной боли. Ну да, самураи боли не испытывают. А потом открыл окно и балкон, вышел, взобрался на перила и исчез. Я вышла следом за ним, недоумевая, куда он мог деться. - Я здесь, - уронил он откуда-то сверху. Я подняла глаза. С крыши тянулась прочная веревка, на конце которой была завязана большая петля. Мне было сказано в эту петлю сесть и не нервничать. Как просто сказать: «Не нервничать»! Невозможно перестать бояться высоты, если эта головокружительная бездна однажды полонила тебя, захватила сознание, вцепилась своими неуловимыми тонкими пальцами в самую его суть. Она кружит голову, она выдирает внутренности, она делает ноги слабыми, неспособными удержать бренное, ненужное тело… Судорога сводит горло, оно пытается издать немой крик, но и крикнуть страшно, и крик этот застревает где-то в глотке, и не вздохнуть, не пошевелиться… Я ухватилась за балконную ограду, чтобы хоть как-то приостановить головокружение, стараясь не смотреть на притягательный, огромный Токио, лежавший внизу в предрассветной дымке и так призывно, так меланхолически манивший к себе уставшими за бессонную ночь глазами фонарей... На плечо легла твердая рука в перчатке. - Садитесь в петлю. И не смотрите вниз. Я подниму вас. Я не помню, что было дальше. Я не помню, как он поднял меня на крышу и как я встала на ноги. Помню только, что город, который и с балкона манил к себе, с крыши казался еще более притягательным – как огромный, мощнейший магнит, настроенный исключительно на меня… Хотелось упасть перед городом на колени, рухнуть навзничь, а еще лучше – головой вниз, и туда, туда, ухнуть опрометью к ленивым гаснущим огням, в бездонную пасть, ощерившуюся клыками небоскребов… К городу, опресненному за ночь, утомленному, но стремительно набирающему силы… Мальчик развернул меня лицом к себе, ухватил за руки, сел на корточки и очень внимательно глянул в глаза. Взгляд, как я уже говорила, у него был на диво ясный и проникновенный. Отрезвляющий. - Соберитесь, - попросил он. – Нам надо пройти по крыше до черной лестницы. Там спустимся вниз. Нельзя, чтобы Шварцы узнали, что вас нет. Нельзя, чтобы Шульдих успел приехать. - Почему Шульдих? – озадачилась я. Мозгу бросили загадку – и он моментально оставил страх, принявшись лихорадочно работать над решением. В голове прояснилось, и она перестала кружиться. - Шульдих телепат. Ему ничего не стоит прочесть наши мысли и вычислить, где мы, - сухо сообщил мальчик, поднимаясь. - Ерунда какая-то, такого не бывает… Столько научных работ, и везде сказано… Я не верила в телепатов и все пыталась убедить мальчика в бредовости этой идеи, а он упорно тащил меня за руку, все дальше и дальше от опасного края крыши. Дул ветер, стучали каблуки, волосы лезли в лицо, в глаза и рот… Потом мы спускались по какой-то головокружительной металлической лесенке, и я не чувствовала расстояния до следующей ступеньки, повинуясь только немому приказу надежной руки, и ноги как-то автоматически определяли размер шага; а потом бежали по нормальной, уже бетонной, черной лестнице, и через какие-то подсобные помещения выбрались наружу. В пяти метрах от служебного выхода стоял белый «порше». - Едем. – Меня втолкнули на заднее сиденье машины, и она рванулась с места. - Все? Теперь мы все опасности? – спросила я, пытаясь отдышаться. В горле комом стоял холодный утренний воздух, и по-прежнему было трудно сделать вдох, но где-то в подкорке сигналил маячок: «Все позади, все позади, все позади…» Мальчик внимательно глянул на меня в зеркало. Судя по всему, наш марафон был для него сущей ерундой. Он даже не запыхался, не разрумянился – такой же бледный, только красная челка стояла дыбом. И вел машину просто отлично, уверенно так... На соседнем сидении, резко контрастируя с обивкой, расположилась катана. - Хм, - ответил он, видимо, что-то прикидывая. – Не думаю. Шварцы хватятся вас, и тогда начнется охота. - И что тогда? - Это наша забота. Я везу вас в наш штаб. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. И только теперь поняла, что меня бьет озноб и что ужасно дрожат колени. - Там плед есть, - послышалось спереди. – Октябрь, а вы без пальто… Рядом с собой я нащупала что-то мягкое и мохнатое и завернулась в него. Стало если не теплее, то как-то надежнее… - Как тебя зовут? – спросила я у красной макушки. В зеркале снова сверкнули лиловые глаза. Посмотрели внимательно и переключились на дорогу. - Ран. Больше он со мной не разговаривал. В машине была установлена какое-то переговорное устройство, и через него Ран сообщил какому-то Бомбейцу, что объект на месте и что Балинез и Сибиряк могут возвращаться в штаб. У Бомбейца был звонкий мальчишечий голос, и он так радостно ответил: «Понял», что я невольно улыбнулась. Стоп. Балинез – это ведь кошка такая… Балинезийская.. И сибирская кошка тоже есть. И бомбейская, кажется… у меня была подруга-кошатница, которая разводила ориенталов – как сейчас помню каминную полку, уставленную кубками с престижных выставок. Она мне все уши прожужжала про кошек, да и сама я когда-то интересовалась этим вопросом… Но не может же быть, чтобы мальчиков называли по породам кошек? За окнами мелькал пробудившийся Токио, совсем не страшный, обычный, будничный, не помноженный на головокружительное чувство высоты. Начинался новый день.

Глава 8 - Да, но пригласить тетку, тетку! - закричал я. - Знаешь что, - откровенно признался Шнырек, - я не так уж сильно по ней соскучился! Но извини меня! Меня мучает совесть. Ведь это я пожелал, чтобы кто-нибудь был так любезен и съел бы ее! Т. Янссон «Мемуары папы Муми-тролля»

Машина остановилась возле цветочной лавки с вывеской «Koneko». Ран остался на улице, а мне сказал идти в магазин и ждать его там. Я поднялась по ступенькам и толкнула стеклянную дверь. Та послушно распахнулась, звякнул колокольчик, и меня окутало влажное ароматное тепло пестрого цветочного рая, проникая в каждую клеточку продрогшего тела. - Доброе утро, госпожа, - послышался над ухом сладкий, густой голос. – Госпожа ведь говорит по-японски? Не знаю, что привело вас в наш скромный магазин… Я обернулась. Голос принадлежал светловолосому юноше практически не японской внешности, высокому, поджарому, зеленоглазому. На юноше был черный фартук, и я сделала вывод, что он здесь продавец. - Доброе утро. Зеленые глаза внимательно изучали мою прическу, костюм, сумку и туфли… Видимо, юноша решил, что на мне можно сделать неплохой бизнес. - Мне трудно предположить, какие цветы окажутся достойными вас, - продолжал он. – Хотя… разве что те лилии, госпожа? Он указал на полку у себя за спиной. Действительно, там красовался роскошнейший букет из лилий, какой я когда-либо видела. Надо заметить, стоимость букета его красоте не уступала. Я подавила смешок. - Расскажите об этом букете моему спутнику, он сейчас придет, - сообщила я более или менее равнодушным тоном. Юноша моментально сообразил, что у меня есть богатый муж-друг-любовник, который обыкновенно мои покупки и оплачивает, и переключился на созерцание двери. Потом, видимо, спохватившись, снова повернулся ко мне и преданно-преданно посмотрел в глаза. - Я понимаю, что я всего лишь скромный продавец, но если у вас когда-нибудь возникнет желание выпить кофе в моем обществе, вот моя визитка. – Он протянул мне карточку, явно заготовленную заранее. – Меня зовут Йоджи, Йоджи Кудо. И… - он выдержал эффектную паузу. – Мы с вами нигде не встречались? Я взяла карточку, и тут колокольчик звякнул еще раз. Йоджи, напрягшись, одним прыжком очутился у двери, готовый продать вошедшему хоть весь магазин, но на пороге увидел Рана. Тот кивнул мне и направился к двери в подсобное помещение, жестом приглашая за собой. - Ран, Йоджи предложил мне купить те лилии. - Не советую. Все равно не простоят долго. Мы миновали коридор и уже спустились по маленькой винтовой лестнице, когда сзади послышался вопль Йоджи: - Айя! Может, ты объяснишь, что это все значит? Йоджи вихрем слетел по лестнице и замер, скрестив руки на груди. - Дело о переводчиках, Йоджи, - ответил Ран, почему-то откликнувшийся на женское имя. – Я нашел переводчика, который был нужен Такатори, вытащил его из-под носа Шварц и привез сюда. Еще вопросы? - Ясно. Что, собираем всех? - Не надо, вы и так ночь не спали. Надо отдохнуть хотя бы пару часов. И закрывай магазин, все равно в такое утро никто не появится. Пока они разговаривали, я примостилась на краешке старенького голубого дивана и незаметно для себя провалилась в сон. *** - Привет, как ночная вахта? Шульдих пересекает площадку и оказывается перед диваном, на котором, глядя немигающим взором в пространство перед собой, сидит Фарфарелло. На другом конце дивана прикорнул Наги, но не спит: Шульдих почувствовал бы. - Нам пора? – спрашивает мальчик, явно с трудом расставаясь с нагретой кожей дивана. - А то! Пошли, примем на работу нового сотрудника! - И что мы с ней будем делать?- устало интересуется Наги. - Ну, по обстоятельствам. По моей команде. Надеюсь, голова у нее привинчена крепко, и глупостей она не натворит. Это ужасно брэдовская фраза, и все понимают это, даже пребывающий не совсем в этом мире Фарфарелло – вон как усмехается. Ну и пусть, Брэд отправил Шульдиха руководить операцией, и это чертовски приятно. Метры, бесконечные метры коридорной ковровой дорожки. И чего Брэду понадобилось, чтобы эту тетку поселили не у лифта, а так далеко? - Пришли! Наги, валяй, открывай замок, - бодро командует Шульдих, - скажем милой фрау: «Доброе утро». Он неестественно громко гогочет, и его передергивает. Перспектива работать в команде с неизвестной теткой его нервирует – да и Наги с Фарфарелло тоже, тут и телепатом быть не надо. Тем не менее, ему слышно, как сомнения, картинки, прогнозы движутся в их головах, наслаиваются друг на друга, сливаются, образуя сложные узоры… Стоп! А почему слышно только их? Тетка чего, не думает? - Наги, мать твою, открывай же! – орет он. – Если она сдохла, Такатори от нас мокрого места не оставит! Мальчишка бросает на него гневный взгляд, но делает свое дело. Вот дверь плашмя валится в коридор теткиного номера. Шульдих врывается внутрь и первым делом дергает дверь в ванную – черт, входная-то ее заклинила! – и посылает Наги мысль убрать дверь, потому что вслух это была бы уже совсем дикая нецензурщина. В ванной, однако, нет ни красных клякс, ни трупа в остывшей воде за веселой занавесочкой в горошек – только чуть влажное полотенце на крючке. В два прыжка Шульдих оказывается на пороге комнаты, но и там тетки не видно. Черт, черт, черт! Тишину в пустой стылой комнате нарушает бессмертный «Полет валькирий». Выудив из кармана трубку, Шульдих орет, не слушая: - Брэ-э-э-эд! Тетка пропала! - Сейчас буду, - ровным голосом отвечает тот и отключается. Цепочка: «Тетка - Такатори – клюшка для гольфа» моментально выстраивается в шульдиховой голове. Возобновлять знакомство с клюшкой ох как не хочется. Синяки от ударов в тот раз проходили недели две, не меньше… Фарфарелло молча указывает на дверь балкона. Окошко радостно лыбится ребристой батареей, издевательски помахивая рыжими шторами, похожими на патлы рыжего Вайса. Тетка эта что, дура – спать с открытым балконом в середине октября? Но не могла же она сбежать, с последнего-то этажа? Шульдих выпрыгивает на балкон и замечает свисающий с крыши канат. Ему хочется разбомбить всю эту гостиницу с потрохами. Он сжимает кулаки в бессильной ярости и возвращается в номер. - И как такая корова могла влезть на крышу по канату? – зло бормочет он. И умолкает. В гостинице появился Брэд. Он движется быстро, уверенно и внешне спокоен, но ярость его огромна. Она похожа на взрывную волну и растет, ведь эпицентр приближается. И буквально пришпиливает чувствительного к эмоциям Шульдиха к дверце шкафа. Фарфарелло методично тыкает стилетом в упругую диванную обивку, а Наги стоит у балкона и изрекает: - У нее был сообщник. - Какой, к черту, сообщник? – взрывается Шульдих. – Она из всего Токио знала только того лягушатника, так мы его вчера замочили! - Значит, не только, - упрямо гнет свою линию Наги. - Фарфа… - начинает было Шульдих, но не успевает закончить фразы: но пороге появляется Брэд. Кроуфорду не требуется и минуты, чтобы, взглянув на царящий в комнате хаос, оценить ситуацию. Он подходит к дивану, наклоняется к его выпотрошенным поролоновым внутренностям и двумя пальцами что-то поднимает. И даже стоящему в противоположном углу Шульдиху видно, как искрится в нежных утренних лучах длинный ярко-красный волос. Цепочка дополняется конечным «Вайс». Плохо дело, очень плохо…

Глава 9 - Где взяли? - Давно здесь сидим... (к/ф «Белое солнце пустыни»)

Проснулась я часам к трем дня. Откинула тяжелый теплый плед, рассеянно запустила руку в волосы, оглядываясь и припоминая, как вообще оказалась в этом месте, и увидела Рана. Он сидел на полу не шелохнувшись и внимательно меня разглядывал. О чем думал – одному Богу известно, лицо у него было совершенно непроницаемое. Я не знала, что сказать. Пожалуй, впервые в жизни, просыпаясь дома у кого-то незнакомого – ну хорошо, малознакомого - я не могла подобрать нужных слов. Традиционное «доброе утро», «мне пора» или «повторим?» тут были совсем уж неуместны. Иногда неплохо промолчать и просто ненавязчиво потянуться губами к виску или устроиться поудобнее на широкой надежной груди, но этот вариант я тоже отмела. Висящее в комнате молчание было почти физически ощутимо, казалось, протяни руку, схвати – и кусок останется в ладони. А Ран, похожий на раскрашенную гипсовую статуэтку, крепко сжав губы и не мигая разглядывал меня – и все. Я постаралась пригладить растрепанные волосы и провела по лицу ладонями. - Вы хорошо отдохнули? – подал голос Ран. - Да… Спасибо, - добавила я поспешно, чтобы скрыть вздох облегчения. – Чудесный теплый плед. - Это Оми принес, он заметил, что вы задремали. С вами все в порядке? - Да… - повторила я, а в голове тем временем проносились утренние воспоминания и, главное, данное ему обещание. – Надо было раньше меня разбудить. У нас с тобой сделка, помнишь? Я улыбнулась, вспоминая, как упорно Ран отказывался говорить, почему следил за мной, и как поймала его на обмане. Он то ли не подумал сейчас об этом, то ли не подал виду. - Помню, - серьезно кивнул он и поднялся на ноги. – Пойдемте, я покажу вам, где ванная, потом пообедаем и поедем. Ванная у команды была просто отличная, а вот меню изысканностью не отличалось: мне предложили пиццу и травяной чай. Кутаясь в чей-то лиловый халат, я пила чай и разговаривала с младшим из команды, Оми – мальчиком, который так радостно рапортовал в передатчике, о тюльпанах. Рядом с ним сидел до того незнакомый мне парень по имени Кен и внимательно разглядывал какой-то спортивный журнал. - А почему вы решили их разводить? Тюльпаны сейчас почему-то непопулярны. Люди предпочитают розы или хризантемы, - заметил Оми, широко улыбаясь. - Да как-то само вышло. Один знакомый любитель из Голландии подарил пару луковиц. Моя семья никогда не жила подолгу на одном месте, поэтому дома как такового у нас не было, вот я и посадила тюльпаны в горшки и вечно таскала их за собой. Всегда было столько проблем на таможне, - добавила я, усмехнувшись. - А какие тюльпаны у вас были? - Черные, «Семпер Аугустос», и еще какие-то розовые, не помню даже… - «Семпер Аугустос»! – Глаза Оми, и без того большие, распахнулись еще шире. – Это же редчайший сорт, и дорогой очень! - Я не специалист, - пожала я плечами, делая глоток. – Но они красивые были. Разговор был прерван появлением на кухне Рана в компании Йоджи. К тому моменту я как раз допила чай и вопросительно на него взглянула. - Едем? - Минутку, у нас возникли разногласия. Ребята, Йоджи считает, что вдвоем нам лучше никуда не выезжать. - Правильно, - поддакнул Кен. – Шварцы сейчас рвут и мечут. Да они задницы порвут, чтобы вас достать… Тут он понял, что сказал, очень виновато на меня глянул и залился краской. Все засмеялись, и он смутился еще больше. - Вы куда сначала? – спросил Оми. - В Токийский пресс-центр. Попробуем поймать господина целителя после пресс-конференции, а она у него начинается в пять. А потом, если нам очень повезет и он согласится поехать с нами, - в больницу. - Я не уверен, что Шварц не в курсе больницы. Они могли проследить за тобой или просто навести справки. Это же просто как дважды два – зная о твоей ненависти к Такатори, выяснить, в чем причина… Десять минут в газетном архиве, и дело в шляпе. Я бы на их месте ждал тебя именно в больнице, Айя. А мы вчетвером плюс еще двое невооруженных людей против них не выстоим… - заметил Йоджи. - Погоди, а откуда Шварц знают, что в этом замешаны мы? - Айя говорил, что его запросто могли видеть в ресторане гостиницы. А не запомнить его очень трудно, как думаешь, Кен? – насмешливо ответил Йоджи. – Да и белый «порше» - машина приметная… - Ты предлагаешь не ехать? – спросил Айя, даже не поворачивая в его сторону головы. - Я предлагаю, чтобы мы поехали с вами. Кен и вы – на пресс-конференцию, а мы будем дежурить у больницы. Может, чего и придумаем. *** На диване в одной из отведенных Шварц гостиных дома Такатори Рейдзи привычно-вальяжно расположился Шульдих. Полуприкрыв глаза, он лениво внимал нестройному хору голосов из телевизора, периодически нажимая на кнопки пульта в понятном ему одному порядке. Судя по выражению шульдихова лица, он был чем-то недоволен. Впрочем, нетрудно было догадаться, чем именно: на его левой скуле алела свежая ссадина, оставленная немилосердной клюшкой для гольфа, а рука у господина Такатори была ох какая тяжелая. Шульдих поправил выбившуюся из-под банданы морковно-рыжую прядь и, забывшись, задел ладонью щеку. Громогласно чертыхнувшись, он подпрыгнул на диване и в который раз переключил канал. В дверь неслышной тенью просочился Наги. Момент – и вот уже он материализовался возле Шульдиха. Над головой мальчика дрейфовала стопка распечаток впечатляющего размера, которая мало-помалу изменила курс и пошла на посадку на диван, где вскоре и замерла. - Шульдих, - одними губами позвал Наги. - М? – откликнулся тот, словно пробудившись. – Не мешай, я новости смотрю. Наги поджал губы. - Я нашел информацию, - сообщил он. – Теперь я знаю, почему человек, о котором ты говорил, ненавидит Такатори. Вот распечатки. «Как мы уже сообщали в утреннем выпуске, похитители взрывчатки с военного склада до сих пор не найдены. Ведется следствие…» Шульдих прослушал последнее сообщение с таким видом, будто это была сладчайшая музыка на свете. По его лицу растеклась огромная, кривая, бесформенная, довольная ухмылка, и Наги, вздрогнув, про себя отметил, что Шульдих уже давно не улыбался настолько неприятно. Тем временем телепат выключил телевизор и открыл глаза. Они сияли каким-то неземным торжеством. - Я передумал, - сообщил он. – У меня появилась идея получше прежней. Намного лучше, чем перелопачивать кучу бумажек и терять время на эту ерунду. И. главное, я уже успел кое-что предпринять… - Как знаешь, - прошелестел Наги. Стопка распечаток обвалилась, и листы безжизненно рассыпались по свободной части дивана и полу. Мальчик обогнул телевизор и исчез. - Так и сделаю, - мстительно прошептал Продолжение следует...